Сказать, что книги проходят мимо меня, было бы большим преувеличением. То есть собственные наблюдения имеются, и уровень современного крупного издателя до сего дня оценивался мною примерно так же, как и большинством из вас: не намного выше плинтуса. Но реальность не дает нам долго пребывать в заблуждении. Какой там плинтус — уровень выгребной ямы.

Вот игривый анонс продукта издательств «Астрель»/«Харвест»:


А вот и сам продукт:


Так эти выродки пытаются представить нам позицию самой актрисы:


А так демонстрируют свой цинизм, не стесняясь тут же публиковать на обложках сортирной продукции подлинные слова покойной (естественно, полностью противоречащие издательскому анонсу):


P.S. Кстати, по-жлобски называть себя Мулей Раневская не позволяла никому, даже Генеральному секретарю ЦК КПСС, Председателю Президиума Верховного совета СССР Л.Брежневу. Тем более, что ее героиню в фильме «Подкидыш» зовут Ляля (а Муля — это Лялин муж в исполнении П.Репнина).

     — А сейчас, — торжественно объявила хозяйка салона, — вас ожидает сюрприз!
     И пока тусовка выстраивалась плотным многослойным полукругом вокруг огромной ниши, исполнявшей роль сцены, успела пояснить:
     — Мы нашли продолжение «Мастера и Маргариты»... которое написал в 10-летнем возрасте наш знаменитый художник! Дали взглянуть нашей замечательной актрисе, и сейчас она прочтет для нас кое-что по мотивам.
     Новички вытянули шеи, высматривая над головами замешкавшуюся артистку. Искушенные гости глядели пониже, и первыми заметили маленькую девочку в очках, зачем-то деловито проследовавшую в подсобку.
     — Подождем! — твердо сказала хозяйка, когда за ребенком закрылась дверь.
     Общество замерло. Через несколько минут дверь отворилась, и девочка так же бесстрастно прошагала к микрофону. Сидевший напротив нее растаманского вида папаша, невидимый зрителям за кулисой, взял первые аккорды блюзообразного музона. Ребенок переждал вступление и из динамиков донеслось:
     — Милиционер встретил кота.
     Уставясь в одну точку, девочка ровным голосом бросала в зал простые предложения, порция за порцией, не меняя ни интонации, ни мимики, но делая равномерные паузы. Чтобы позволить зрителям услышать проигрыш, а себе дать время подобрать нужные слова, — решил я, удивляясь такой натренированности маленькой исполнительницы на ритмичную декламацию.
     Шли минуты. Мы успели узнать, что милиционер попытался задержать животное, которое возмущалось и даже оказало сопротивление, после чего и вовсе вырвалось.
     — Кот сел в машину и сказал, — уже привычным для нас спокойным образом произнесла девочка и вдруг впервые за вечер понизила голос: — Что?
     Проигрыш.
     — Он сказал: вы должны... — и снова громким шепотом: — Что?
     А дальше, чуть склонив голову и без перерыва:
     — Что? Что? Что-что?
     И здесь даже предпоследний романтик сообразил, что ребенок не пересказывает рассказ и не импровизирует, а фразу за фразой тупо повторяет отрывистые реплики невидимого суфлера. Ну, а самый последний понял это, когда из-за кулис протянулась рука и попыталась поправить в ухе малышки гарнитуру мобильного, экран которого — мы только сейчас заметили — просвечивал сквозь незатейливый костюмчик бедняжки. Слышимость не улучшилась, а увлеченный гитарой тапер и не думал играть тише. Ниточки оборвались, кукла в молчании замерла посреди сцены. Публику сковала неловкость, и только волосатый папаша продолжал по кругу лабать свой бесконечный наигрыш. Время текло густыми каплями.
     Не скоро появилась протолкнувшаяся сквозь стену зрителей мать «артистки». Она деловым шагом проследовала за кулисы, успев на ходу отдать тихое приказание дочери. Но та растерянно молчала под мерные удары струн. Тогда мамаша снова приблизилась к ней и зашептала:
     — Спой нашу песенку. Не надо больше говорить. Пой нашу песенку. Песенку про елки.
     Женщина скрылась, но дочка мешкала, поэтому она замахала ей из-за кулис, потом попыталась движениями руки задать ритм, потом опять... И наконец ребенок решился. На третьей строке папаша очнулся и сменил аккомпанемент. Девочка громко и невнятно выкрикивала слова песенки.
     Ко второму куплету самые музыкальные сделали вид, что внезапно обнаружили вызовы на мобилах, и потекли на выход. За ними стали сливаться прочие. Наиболее стойкие просто разбрелись по помещению, разглядывая обильно расставленные предметы искусства.
     Стремительно вечерело. Давным-давно ни единая пара глаз не глядела на сцену. Но музыка все звучала, и, не попадая ни в такт, ни в ноту, уткнувшись прямо перед собой, маленький робот прокрикивал уже третью песню. Его родители (а проще сказать, хозяева) тащились.