![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
30 лет памяти Высоцкого
| Когда я отпою и отыграю, Где кончу я, на чём — не угадать? Но лишь одно наверное я знаю: Мне будет не хотеться умирать. Посажен на литую цепь почёта, И звенья славы мне не по зубам. Эй! Кто стучит в дубовые ворота Костяшками по кованым скобам? | Ответа нет, но там стоят, я знаю, Кому не так страшны цепные псы. Но вот над изгородью замечаю Знакомый серп отточенной косы. Я перетру серебряный ошейник И золотую цепь перегрызу, Перемахну забор, ворвусь в репейник, Порву бока и выбегу в грозу. |
«А У МЕНЯ ЦЕПНЫЕ ПСЫ ВЗБЕСИЛИСЬ»
Стихотворение Владимира Высоцкого «Когда я отпою и отыграю» де-факто привыкли воспринимать эдакой вариацией «Охоты на волков» (даром что прямым текстом последняя песня никем ни разу в этой связи не помянута). Казалось бы — почему нет? Тут тебе и центральный образ четвероногого, принадлежащего семейству собачьих, и рукотворные человеком преграды, окружающие и ограничивающие героя, который в конце концов одним отчаянным прыжком преодолевает их, не желая покорно дожидаться уже изготовившуюся смерть. Ведь верно? Да ничуть! Сходные мотивы и образы вовсе не обязывают автора разрабатывать их единообразно. Достаточно сказать, что, в отличие от «Охоты», никакая смерть герою текста «Когда я отпою…» и вовсе не угрожает!
Но обо всем по порядку.
Две строки, открывающие стихотворение, звучат прямым текстом от автора, «репликой в зал» — это, на мой взгляд, очевидно: после слов «Когда я отпою и отыграю, etc.» поэт — сам певец и актер — на наших глазах входит в образ пса.
Начальное «когда» — не вопросительно, то есть означает не сомнение в моменте времени, а логическую связку двух событий: «на том этапе, когда закончу петь». Пролог несет демонстративно прямой («прекращу работать, кончусь как художник»), а не метафорический («помру») смысл. И «где кончу я, на чем» — не загадка для автора. В открывающих стихотворение строках он не столько задается вопросом, сколько выражает определенный скепсис по поводу его мнимой неразрешимости. Иными словами, дальнейший текст стихотворения призван продемонстрировать нам не поиски ответа, а сам ответ. Причем автор не скрывает намерения сосредоточиться здесь на главном, важнейшем для себя: «но лишь одно...»
Взамен неровной фразы «Мне будет не хотеться умирать» типичный редактор наверняка вписал бы лежащий на поверхности вариант: «Не будет мне хотеться умирать». А абстрагируясь от стихотворного размера, фразу «Мне будет...» хочется продолжить еще более естественно звучащим «...хотеться жить». Но для тех, кто хорошо знаком с поэзией Высоцкого, не нов его прием создания эффекта неожиданности, вызванного разрушением инерции предвкушения. В данном случае этот ход использован поэтом для маркировки неестественности «нежелания умирать» («Отпою»), в его поэтической (да и мировоззренческой) системе занимающего место, диаметрально противоположное «жажде жизни» («Охота»).
Ведомые этой жаждой, которая перевешивает все прочие инстинкты, не говоря о внешних правилах, персонажи произведений Владимира Высоцкого, конечно же, не застрахованы от страха смерти. Но ни предчувствие гибели, ни режущий души ужас не оказываются для них поводом остановиться (и даже помедлить), изменить себе и своему пути. Не являются преградой. Персонажи кричат, исступленно поют, рыдают, молятся — но не замедляют движения даже тогда, когда трагический финал видится неизбежным его результатом. Позор не тем, кто ощутил страх, — а тем, кто ему подчинился, позволил управлять собой; хуже трусости для Высоцкого разве что лишь предательство, подлость.
В отношении покорившегося персонажа стихотворения «Когда я отпою и отыграю...» закономерно возникает мотив вялости, даже немощи: и звенья герою не по зубам, и цепь на нем — литая, то есть тяжелая. Столь же закономерен и сам образ пса, сменяющий «поющего и играющего» (то есть ведущего себя откровенно по-человечески) рассказчика с того самого момента, как обозначена его «кончина как художника». В отличие от волка (символа небессильной свободы и естественного существования), пес у Высоцкого вечно олицетворяет рабство, холуйство и максимальную степень униженности.
Герой опустился, исчерпался, деградировал, отказался от свободы, растерял личность и талант. Неестественность и бессмысленность жизни в подчинении вкупе с постоянными страхами вызвали заметное моральное и психическое расстройство. Опасности мерещатся повсюду. Вот чудится зловещий стук в ворота. Именно чудится, ведь откуда мы узнаём о нем? Только из истерического вскрика, с позволения сказать, лауреата драгоценной цепи: «Эй! Кто стучит в дубовые ворота?» После чего он с тревогой резюмирует: «Ответа нет». Еще бы быть ответу! Ведь не было и стука: как можно было услыхать удары «костяшками по кованым скобам» — то есть по толстому железу?! Да кому вообще мог понадобиться столь странный способ сигнализировать о собственном приходе — при том, что скобы еще поискать, а по основной своей площади дубовые ворота отозвались бы гулко? Мало того, что такая попытка дать о себе знать исходно лишена смысла, именно строка «Костяшками по кованым скобам» практически тотчас же была использована Высоцким в тексте «В дорогу, живо!..» именно как символ тщетности попыток быть услышанным: «Зачем стучимся в райские ворота —// Костяшками по кованым скобам?»
То, что «в ответ тишина», — ничего не значит для героя: до фактов ли одержимому! На любую логику у него непобиваемый аргумент: «Я знаю!». Вот знаю — и всё. Заметьте, это знание он декларирует, ничего (ни стука, ни ответа) не услышав, и еще до того, как ему померещилась коса за оградой. Да-да — коса тоже существует только в воспаленном воображении бедняги. Признаться, не понимаю исследователей, столько лет проходивших мимо словосочетания «серп косы», не замечая его странности. Ни саму косу, ни ее часть никогда не называли серпом, коса и серп — совершенно разные сельхозорудия, не являющиеся принадлежностью друг друга, и выражение «серп косы» так же нелепо, как, например, «кастрюля сковородки». Прочтем-ка еще раз: «..над изгородью замечаю// Знакомый серп...» Ну, какая устойчивая формулировка просто напрашивается здесь? Что это за серп? Конечно — серп луны.
Ополоумевший от страха герой просто-напросто принял ожидаемое за действительное, луну — за косу. Точно так же, как, может быть, удары дальнего грома (а то откуда гроза, помянутая последней строкой — в отсутствие ветра, молний и дождя?) — за стук в ворота. Абсолютно обыденные, рядовые явления природы преломлены больным мозгом до масштабов чудовищных предвестий смертельной опасности.
Взбесившийся пес то и дело встречается у Высоцкого как характерный этап развития образа пса. Герой «Когда я отпою...» — не исключение. Предпринятые им в панике поступки истеричны, судорожны и до смехотворности избыточны. Набор одновременных действий «Перетру серебряный ошейник// И золотую цепь перегрызу» напоминает в своей сумбурной алогичности приказ Королевы из «Алисы в Стране чудес», над песнями к инсценировке которой работал в тот период Высоцкий: «Рубите ей голову! Гоните ее в шею! Подавите ее!..» Ошейник с цепью, кстати сказать, оказались на поверку из мягких металлов, вполне податливых, — стоило всего лишь попробовать разорвать оковы (неспроста указание на материал уз дано автором не с самого начала, а совпадает с этой точкой сюжета).
Итак, ошалевший персонаж в приливе дурных сил в прямом и в переносном смысле срывается с цепи, тут же устремляясь — куда? Навстречу опасности? С места заклания к месту сражения? Как бы не так — в противоположную сторону! По-простому говоря, улепетывает: не зря, в отличие от исполненного достоинства «вышел за флажки» (в «Охоте»), здесь употреблено суетливое, даже уничижительное «выбегу», одним щелчком сбивающее приподнятость череды пафосных глаголов «перемахну», «ворвусь», «порву». Причем, выскакивает наш герой с тыльной стороны ограды, заросшей бурьянами, — ведь со стороны ворот уж если не проезжий тракт, то, по крайней мере, и не нехоженое пространство (в заброшенном месте цепной пес давным-давно околел бы от голода). Выскакивает — и несется напропалую. И врывается — не на позиции противника, а всего-навсего в побеги сорняков, и раны получает от репейных колючек, а не в доблестном сражении. Здесь уже вспоминается Гашек: «Полковник Шредер сидел в ресторане среди офицеров и слушал, как вернувшийся из Сербии поручик Кречман, раненный в ногу (eгo боднула корова)...»
Мелькнувший в первой строфе авторский скептицизм быстро перерастает в сарказм, достигающий к финальным строкам своего апогея. Высоцкий последовательно и беспощадно глумится над собой отказавшимся от свободы воли и свободы творчества.
И если искать параллели с личными его высказываниями, то тут уместнее всего вспомнить ответы на анкету Анатолия Меньшикова: «Какое событие стало бы для тебя самым радостным? — Премьера «Гамлета». — А какое стало бы трагедией? — Потеря голоса».
Прекращение творческой работы может означать только одно: разрушение личности и превращение в полоумное ничтожество — вот единственно возможный для поэта и наперед ясный ему ответ на вопрос, упомянутый в прологе.
Справочный раздел к этой статье можно посмотреть на сайте.
Но обо всем по порядку.
Две строки, открывающие стихотворение, звучат прямым текстом от автора, «репликой в зал» — это, на мой взгляд, очевидно: после слов «Когда я отпою и отыграю, etc.» поэт — сам певец и актер — на наших глазах входит в образ пса.
Начальное «когда» — не вопросительно, то есть означает не сомнение в моменте времени, а логическую связку двух событий: «на том этапе, когда закончу петь». Пролог несет демонстративно прямой («прекращу работать, кончусь как художник»), а не метафорический («помру») смысл. И «где кончу я, на чем» — не загадка для автора. В открывающих стихотворение строках он не столько задается вопросом, сколько выражает определенный скепсис по поводу его мнимой неразрешимости. Иными словами, дальнейший текст стихотворения призван продемонстрировать нам не поиски ответа, а сам ответ. Причем автор не скрывает намерения сосредоточиться здесь на главном, важнейшем для себя: «но лишь одно...»
Взамен неровной фразы «Мне будет не хотеться умирать» типичный редактор наверняка вписал бы лежащий на поверхности вариант: «Не будет мне хотеться умирать». А абстрагируясь от стихотворного размера, фразу «Мне будет...» хочется продолжить еще более естественно звучащим «...хотеться жить». Но для тех, кто хорошо знаком с поэзией Высоцкого, не нов его прием создания эффекта неожиданности, вызванного разрушением инерции предвкушения. В данном случае этот ход использован поэтом для маркировки неестественности «нежелания умирать» («Отпою»), в его поэтической (да и мировоззренческой) системе занимающего место, диаметрально противоположное «жажде жизни» («Охота»).
Ведомые этой жаждой, которая перевешивает все прочие инстинкты, не говоря о внешних правилах, персонажи произведений Владимира Высоцкого, конечно же, не застрахованы от страха смерти. Но ни предчувствие гибели, ни режущий души ужас не оказываются для них поводом остановиться (и даже помедлить), изменить себе и своему пути. Не являются преградой. Персонажи кричат, исступленно поют, рыдают, молятся — но не замедляют движения даже тогда, когда трагический финал видится неизбежным его результатом. Позор не тем, кто ощутил страх, — а тем, кто ему подчинился, позволил управлять собой; хуже трусости для Высоцкого разве что лишь предательство, подлость.
В отношении покорившегося персонажа стихотворения «Когда я отпою и отыграю...» закономерно возникает мотив вялости, даже немощи: и звенья герою не по зубам, и цепь на нем — литая, то есть тяжелая. Столь же закономерен и сам образ пса, сменяющий «поющего и играющего» (то есть ведущего себя откровенно по-человечески) рассказчика с того самого момента, как обозначена его «кончина как художника». В отличие от волка (символа небессильной свободы и естественного существования), пес у Высоцкого вечно олицетворяет рабство, холуйство и максимальную степень униженности.
Герой опустился, исчерпался, деградировал, отказался от свободы, растерял личность и талант. Неестественность и бессмысленность жизни в подчинении вкупе с постоянными страхами вызвали заметное моральное и психическое расстройство. Опасности мерещатся повсюду. Вот чудится зловещий стук в ворота. Именно чудится, ведь откуда мы узнаём о нем? Только из истерического вскрика, с позволения сказать, лауреата драгоценной цепи: «Эй! Кто стучит в дубовые ворота?» После чего он с тревогой резюмирует: «Ответа нет». Еще бы быть ответу! Ведь не было и стука: как можно было услыхать удары «костяшками по кованым скобам» — то есть по толстому железу?! Да кому вообще мог понадобиться столь странный способ сигнализировать о собственном приходе — при том, что скобы еще поискать, а по основной своей площади дубовые ворота отозвались бы гулко? Мало того, что такая попытка дать о себе знать исходно лишена смысла, именно строка «Костяшками по кованым скобам» практически тотчас же была использована Высоцким в тексте «В дорогу, живо!..» именно как символ тщетности попыток быть услышанным: «Зачем стучимся в райские ворота —
То, что «в ответ тишина», — ничего не значит для героя: до фактов ли одержимому! На любую логику у него непобиваемый аргумент: «Я знаю!». Вот знаю — и всё. Заметьте, это знание он декларирует, ничего (ни стука, ни ответа) не услышав, и еще до того, как ему померещилась коса за оградой. Да-да — коса тоже существует только в воспаленном воображении бедняги. Признаться, не понимаю исследователей, столько лет проходивших мимо словосочетания «серп косы», не замечая его странности. Ни саму косу, ни ее часть никогда не называли серпом, коса и серп — совершенно разные сельхозорудия, не являющиеся принадлежностью друг друга, и выражение «серп косы» так же нелепо, как, например, «кастрюля сковородки». Прочтем-ка еще раз: «..над изгородью замечаю
Ополоумевший от страха герой просто-напросто принял ожидаемое за действительное, луну — за косу. Точно так же, как, может быть, удары дальнего грома (а то откуда гроза, помянутая последней строкой — в отсутствие ветра, молний и дождя?) — за стук в ворота. Абсолютно обыденные, рядовые явления природы преломлены больным мозгом до масштабов чудовищных предвестий смертельной опасности.
Взбесившийся пес то и дело встречается у Высоцкого как характерный этап развития образа пса. Герой «Когда я отпою...» — не исключение. Предпринятые им в панике поступки истеричны, судорожны и до смехотворности избыточны. Набор одновременных действий «Перетру серебряный ошейник
Итак, ошалевший персонаж в приливе дурных сил в прямом и в переносном смысле срывается с цепи, тут же устремляясь — куда? Навстречу опасности? С места заклания к месту сражения? Как бы не так — в противоположную сторону! По-простому говоря, улепетывает: не зря, в отличие от исполненного достоинства «вышел за флажки» (в «Охоте»), здесь употреблено суетливое, даже уничижительное «выбегу», одним щелчком сбивающее приподнятость череды пафосных глаголов «перемахну», «ворвусь», «порву». Причем, выскакивает наш герой с тыльной стороны ограды, заросшей бурьянами, — ведь со стороны ворот уж если не проезжий тракт, то, по крайней мере, и не нехоженое пространство (в заброшенном месте цепной пес давным-давно околел бы от голода). Выскакивает — и несется напропалую. И врывается — не на позиции противника, а всего-навсего в побеги сорняков, и раны получает от репейных колючек, а не в доблестном сражении. Здесь уже вспоминается Гашек: «Полковник Шредер сидел в ресторане среди офицеров и слушал, как вернувшийся из Сербии поручик Кречман, раненный в ногу (eгo боднула корова)...»
Мелькнувший в первой строфе авторский скептицизм быстро перерастает в сарказм, достигающий к финальным строкам своего апогея. Высоцкий последовательно и беспощадно глумится над собой отказавшимся от свободы воли и свободы творчества.
И если искать параллели с личными его высказываниями, то тут уместнее всего вспомнить ответы на анкету Анатолия Меньшикова: «Какое событие стало бы для тебя самым радостным? — Премьера «Гамлета». — А какое стало бы трагедией? — Потеря голоса».
Прекращение творческой работы может означать только одно: разрушение личности и превращение в полоумное ничтожество — вот единственно возможный для поэта и наперед ясный ему ответ на вопрос, упомянутый в прологе.
В.Ковтун
Справочный раздел к этой статье можно посмотреть на сайте.
no subject
Отлично пишешь.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Надо будет написать небольшой мемуар об этих выступлениях, думаю, читалось бы не без интереса) Я был, наверное, больше, чем на полусотне, в том числе в России, один раз даже, так сказать, участвовал в сценическом действе...
no subject
no subject
С большим удовольствием прочла)
no subject
запасызаписи :)