Любимов, деньги, и все такое прочее

     1.Сначала об этом кадре. Когда в 1984 году Юрия Петровича Любимова лишили советского гражданства, его имя, по тогдашним порядкам, следовало прибрать отовсюду. Исчезло оно не только из программок поставленных им спек­так­лей Театра на Таганке, но даже позже, в «перестройку» замазывалось ретушерами, к примеру, при публикации снимков Владимира Высоцкого, стоявшего на фоне афиш своего театра. Естественно, первым делом под раздачу попал большой портрет основателя Таганки, висевший на видном месте в фойе. Однако работники театра не уничтожили его и даже не затолкали в ящик — портрет был повешен на стену архива, занимавшего две комнаты в глубине служебных театральных лабиринтов вдалеке от посторонних глаз. Никто в ту пору и помыслить не мог о возможности возвращения «врага советского народа» на родину, — и портрет на стене являлся жестом — сделанным не на публику, а для себя, по внутренней потребности. По такой же потребности я (имея возможность бывать за кулисами Таганки) сфотографировался у портрета опального «анисоветчика». Негромкий поступок, не требующий мужества — но и такой бывает необходим, чтобы перед самим собой четко утвердить собственную позицию. После возвращения Любимова я с ним не фотографировался, — а вот если доведется повидаться сейчас — сейчас, пожалуй, снялся бы.

     2. Теперь о деньгах. Пару лет назад Театр на Таганке давал гастроли в Киеве, мой товарищ активно участвовал в их проведении. Любимов тоже собирался быть, но заболел и остался в Москве. Однако регулярно названивал труппе, особо прося давать ему слушать по телефону реакцию зала (он и так, если кто не в курсе, часто присутствует на спектаклях). Тем временем основной организатор гастролей, компания «Ольгия» решила тупа кинуть столичных гостей, и не торопилась выплачивать причитающиеся им деньги. День идет за днем, спектакль за спектаклем... Наконец, накануне очередного звонят таганцы Любимову и сообщают: нам не просто ничего не платят, но уже начали хамить, так что вообще перспективы нерадужны. Что делать?
     — Люди есть? — спрашивает по телефону Любимов, поскольку как человек старой закалки помнит, что спектакль делается для зрителей
     — Полный зал.
     — Играйте! Разберемся потом.
     Ни один спектакль не был сорван.

( Под катом третья история — не о Любимове, но о деньгах )